На фестивале Башмета историю Лейлы и Маджнуна спел восточный Интернационал
В КЗ им. Чайковского в рамках фестиваля Юрия Башмета показали авторскую версию восточной легенды о Лейле и Маджнуне французского композитора Армана Амара.
Трагическая история о любви поэта-бедуина Каиса к красавице Лейле (или Лейли) — аналог европейской истории Ромео и Джульетты. Каис влюбляется в девушку, находит ответные чувства, но везде на людях читает стихи в честь ее красоты, поэтому его считают сумасшедшим и прозывают Маджнуном (буквально — одержимым джинном). Одержимый — скверная партия для брака, и Лейлу выдают замуж на нормального богатея, а Маджнун уходит в пустыню сочинять любовные стихи и жить отшельником. В итоге скоро оба героя умирают в разлуке, но детали отданы на усмотрение авторам. Это реальная история времен VII века нашей эры на территории Саудовской Аравии, ее пересказывали многие рассказчики в виде анекдотов о целомудренной любви, но широко известной она стала после того, как классик персидской поэзии Низами в XII веке написал величественную поэму о трагической любви.
С тех пор тема любви Лейлы и Маджнуна стала классической буквально на всем Востоке, от арабских государств до Индии. На староузбекском об этом сочинял Алишер Навои, на азербайджанском — Физули, Болливуд снял бесчисленное количество индийских мелодрам, Кара Караев написал симфоническую поэму и балет, в Большом театре ставили в 1964 году одноименный балет Баласаняна, метро Ташкента и Баку украшены изразцами на эту тему, а Эрик Клэптон спел Layla и назвал альбом в честь этой истории.
Француз Арман Амар в Oratorio Mundi пошел совершенно иным путем. Он собрал многоязычную труппу из вокалистов и инструменталистов множества стран Востока, чтобы объединить и соотнести культурные особенности разных народов вокруг известной истории. Ему показался интересным именно факт странствий Маджнуна и размышлений о любви к красавице Лейле как череда арий мужчин и женщин, где женщина — всегда символ вечной женственности и проявление божественного начала, коему поет пронзительные рулады мужчина.
Эстетическая разница в воспевании не имеет значения. Петь будут персы, монголы, пакистанцы, европейцы, - но петь будут об одном. И задача композитора — дать им соответствующий материал для воспевания. Он дал девяти певцам семь тем, каждому свою, которые те поют по кругу, иногда соединяясь в дуэты и снова разъединяясь. Поют на арабском, персидском и турецком языках. То суфийские напевы, то турецкие рулады, то горловое пение, то европейская психоделика. Эффект от смены культурных парадигм в рамках одной истории - потрясающий.
Особенно хороши оказались монголы. Петь горловым пением по партитуре — дело крайне непростое, ведь расщепить голос надо точно в заранее обозначенных местах, и это сложнейшая техническая задача. Прекрасная Гомбодоржийн Бямбажаргал и чрезвычайно виртуозный Энхажаргал Дандарвааншиг были чрезвычайно точны, и прошлись буквально по всем стилистикам обертонового пения — каргыраа, хоомей, сыгыт, эзенгилээр, борбаннадыр. И это выглядело и звучало потрясающе.
Хорош был знаменитый иранец Салар Агхили, взявший на себя традиционную любовную лирику в духе персидской оперы авааз, его суфийская метафизика определенно стала стержнем всего полистилистического повествования оперы. Достойны были и другие вокалисты - Ариана Валфадари (Франция), Раза Хуссейн Хан (Пакистан), Марианна Свасек (Нидерланды), Назиха Мефта (Франция), Анасс Хабиб (Нидерланды) и Брюно Ле Леврер. В апогее простенькая, но жутко заводная мелодия буквально расслоилась на девять каденций от каждого из вокалистов.
Отдельного упоминания заслуживает оркестр. На сцене КЗЧ его разделили пополам — справа классический струнный оркестр из французов, слева — духовые и редкости, среди которых явно выделялся знаменитый дудукист Левон Минассян, а в центре перкуссия (в том числе китайская) и фортепиано с разными электронными штуками. Всеми управлял грациозный дирижер Дидье Бенетти (Франция). Сочетание струнных с экзотическими инструментами и придало необходимую восточную пикантность не в ущерб академическому звуку. Минассян потрясающе владеет дудуком, его скорбный плач иногда шел в противовес вокальным импровизациям, что придало множество дополнительных смыслов. Флейта Энри Турнье оказалась тоже совсем не привычной, а весьма обертонистой. Приятно было услышать первоклассный уд Дрисса эль Малуми (Марокко) и фантастическую скорбящую трубу Жассера Хажа Юссефа. В нужные моменты мощно подключалась вся перкуссия, вплоть до огромного барабана в китайском стиле.
Открытым остался вопрос, нужно ли было поставить экран с переводом текстов на русский. Авторы сочли, что история не требует буквального перевода, но все-таки иногда (особенно в дуэтах) вербальных контекстов явно не хватало для слушателей, не владеющих арабским. Солисты по два раза исполнили свои арии, но в чем состоит развитие событий — ускользает даже от внимательных слушателей.
Странно, что зал остался полупустой, хотя в кассе висело «Все билеты проданы». Возможно, это ошибки организаторов, и за это искренне обидно. Этно-опера стоила того, чтобы ее услышал полный зал. Овации публики и многократный выход на аплодисменты тому подтверждение. Тем более, что французский лейбл Long Distance, организовавший мировой тур этой оперы, хорошо известен российским меломанам по пропаганде качественной арабской музыки, того же великого суфия Нусрата Фатеха Али Хана, - именно их записи стали основой его популярности в неарабском музыкальном мире.
Вадим ПОНОМАРЕВ
Фото - Светлана МАЛЬЦЕВА